Батя. Войсковой священник Киприан-Пересвет. В схиме Исаакий.
Отошел ко Господу + 6.01.2021 Родился 5.5.1947г. Покоится на кладбище с. Хрущева близ Тулы
Упокой Господи в Своих Обителях схимонаха Исаакия и прости ему прегрешения вольные и невольные яко благ и человеколюбец.
+++
Священник прошел все российские "горячие точки".
Священник - сугубо мужская профессия. Отец Киприан - священник необычный: он прошел две чеченские войны. Был на передовой, ему приходилось сидеть с солдатами в залитых ледяной водой окопах, а потом отсыпаться в мокрой одежде на завшивленном солдатском постельном белье. Он выносил раненых с поля боя, не забывая о своих прямых обязанностях: исповедовал, крестил, отпевал и даже венчал. Освобождая ребят, он несколько раз был в плену, шесть раз его водили на расстрел. Чеченцы его называют братом, русские солдаты - батей.
Биография Киприана вписывается в коротенькую формулу, задекларированную им самим: сначала был воином, потом калекой, затем стал священником, потом - военным священником.
Жизнь мирская
Все вопросы о том, чем занимался отец Киприан до того, как стал священником, он резко пресекает: "Вы говорите о покойнике. Нет того человека, умер. При монашеском постриге мне дали другое имя, так родился Киприан... Но не думайте, я прекрасно все помню. Я помню тех людей, которым благодарен. И люди, принесшие мне добро, и люди, принесшие мне зло, каждый сыграл свою роль, сформировал во мне человека".
Однако кое-что все-таки можно узнать из беседы с монахом: он родился в Хабаровске, в ГУЛАГе, чудом выжил. "Лагерные дети были практически смертниками. Слава Богу, добрые люди нас сохранили и дали свою фамилию: они подделали документы и перевели нас из ранга детей врагов народа в категорию "брошенки". Нас перевезли из дома младенца на Дальнем Востоке в астраханский детский дом. Рядом со зданием была груша. Вот вкус и аромат груш у меня ассоциируется с детством...".
О дальнейшей жизни отца Киприана известно еще меньше. Говорят, он занимался конным спортом, прошел Афганистан, получил инвалидность и поощрение в виде маленькой квартирки в Москве.
Второе рождение
Итак, отец Киприан "родился" в 1991 году, когда развалился Советский Союз. Монах утверждает, что именно это событие подвигло его к решению уйти из мира. В Суздале он принял монашеский постриг. В 1994 году был рукоположен в священники. В 1995 году стал игуменом. Когда началась первая чеченская, отец Киприан отправился на передовую. Но никогда не надевал ни каски, ни бронежилета. Когда он собирался в Чечню, думал, что будет там сто первым. Приехал - а там никого. Он оказался фактически первым настоящим войсковым священником после 1917 года. Неудивительно, что этот смелый человек, которого знают все прошедшие Чечню солдаты, стал легендой. У отца Киприана есть награды, часть которых из прошлой, а часть - из настоящей жизни.
Окопная церковь - "эксклюзивная идея" отца Киприана. Это специально модифицированный армейский разгрузочный жилет, где помещаются и малый водосвятный крест, и флакон со святой водой с самого Иордана, кадило, кропило, крестики, свечки, ладан и крестильный сундучок - в общем, все, что необходимо для того, чтобы совершать службы и обряды в окопах и даже на поле боя. Монах никогда не расстается с иконой Божьей Матери, которую ныне покойный разведчик Борода из софринской бригады вынес из горящего дома в Грозном и отдал священнику.
Когда отец Киприан рядом, солдаты чувствуют себя увереннее. На войне цепляются и за соломинку а тут такая двухметровая глыба! Есть даже поверье: если монах на операции, все пройдет успешно и не будет ни мертвых, ни раненых. У него даже есть свой позывной - "Боек-15". Чтобы ребята знали: Киприан с ними.
Фольга
Самые тяжелые воспоминания связаны у отца Киприана с днями, когда российские войска взяли Грозный. "Когда в Грозный вошла наша группировка, сумасшедшие люди ходили по городу. Это было страшное зрелище. Воздух, насыщенный пылью и гарью, был бурого цвета. Постоянно слышались взрывы, ведь улицы были нашпигованы взрывчаткой. С каждого этажа, из каждого подвала раздавались стоны раненых и умирающих. Помню мужчину, который взад-вперед возил тележку на колесиках, а в тележке - пачка газет, тапка, обгоревшая дощечка, какая-то тряпка.
Я ходил по городу с полковником Гариком Папекяном. Он оказывал нуждающимся помощь, я отпевал людей. Мертвых мирных жителей закапывали в каждом дворе".
Отец Киприан похоронил множество безымянных раздавленных и разорванных на части российских солдат, а некоторые останки вывез из Чечни, чтобы никто не осквернил могилы. Он сам разыскивал матерей, чтобы те могли забрать тела своих детей.
"Помню, после жесточайших боев и перед приездом высокого начальства приказали очистить город от сгоревшей техники. И все кинулись выполнять приказ и стаскивали в кучу "убитые" машины. А там, внутри, - сгоревшие экипажи, и всем на это наплевать. Я залезал в машины с целлофановым мешком и собирал
все, что оставалось: фаланги пальцев, куски лопатки, расстригал обгоревшие сапоги и доставал кости. И, главное, находил личные жетоны, чтобы все можно было прислать матери. Самое жуткое, что матери были довольны! В обычной жизни свои законы. На войне все меняется. ..
Часто встречались и раздавленные люди, которых буквально лопатой приходилось соскребать с земли. Это страшно. Или когда люди наступают на мины, не на растяжки, а на обычные противотанковые... И все это на деревьях, на кустах... Немерено таких. И я шел, шел, собирал все это...
И вот так случалось: на Северный прилетали борт или вертушка из Моздока. Выходили молодые ребята, одетые с иголочки, веселые, необстрелянные. А назад фольга идет, фольга... машинами, бортами фольга, "двухсотки" идут.
Ведь сразу на первую чеченскую контрактников, прошедших Афганистан, неохотно пускали. Там и многие командиры, и солдаты были "паркетные", без опыта. Когда я пришел на первую войну, вы думаете, там священник был нужен? Потом - да. Но в первую очередь нужен был боевой товарищ, который научил бы их оставаться живыми... Вторая "Чечня" другая, менее кровавая, профессиональная".
Рамадан
Неоднократно проходили сведения, что отец Киприан погиб. На войне много ситуаций, когда по логике выжить невозможно, но происходит чудо. Однажды на Рамадан батя заночевал в автобатальоне спасателей. Утром подъехали более ста вооруженных бандитов. Спасатели предлагали отцу Киприану уйти за гаражи, то есть фактически жизнь. Но монах остался, он вышел вперед. Православный священник поздравлял мусульман с праздником. Он говорил о кровавой и страшной истории двух мужественных народов и о том, что их столкнули. Он умолял: колонну нельзя трогать, там дети, спасатели, у которых нет даже оружия, так как они приехали оказывать гуманитарную помощь. Еще он желал чеченцам мира и добра. И мужчины, вооруженные до зубов, ушли, никого не убив и не взяв в плен. Буквально через полчаса появились старики и дети из соседнего поселка и принесли спасателям угощение: в Чечне принято в последний день Рамадана угощать гостей.
Мирное время
В перерывах между первой и второй "Чечней", в мирное время, отец Киприан не бросал ребят, прошедших войну. Он и сейчас продолжает навещать покалеченных войной ребят. "Это ребятам необходимо, ведь они вернулись из другого мира, из другого измерения. Даже физически здоровые на вид парни ранены войной. Война никогда не кончится в наших сердцах. Все, кто там побывал, - братья. И это не пустые слова".
У монаха есть еще одно обязательство: он постоянно дополняет книгу "Чечня, или Записки русского монаха",
написанную о войне, которую называет не иначе, как мафиозной разборкой на кремлевском уровне.
***
ОТЧЕ
На фронтах Чеченской войны хорошо знают войскового священника отца Киприана. Его приход — вся Чечня. Его паства — вся русская армия.
НА ВОЙНЕ ЗА СМЕРТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ расплачиваются праведностью цели, преданностью делу и самоотверженной добротой к самому близкому человеку — соратнику, однополчанину. Без этой доброты к своему человеку — никуда. И на войне её больше, чем здесь, там она искренней, потому что всё предельно ясно: и смерть, и враг таятся за следующим укрытием.
Здесь, в мирных русских городах, трудно достичь той же любовной доброты к нашим воюющим солдатам. Сквозь телеэкраны ужасы и грязь войны мигом доходят сюда, а доброта теряется, чахнет и долетает до Москвы уже мутированной, извращённой. На РТР больше любят чеченских беженцев, чем наших солдат. На НТВ больше жалеют «свободолюбивых» мерзавцев, чем русских освободителей. И уже демжурналист смакует подробности «преступлений военных». И уже активистка из «солдатских матерей» надрывается в микрофон о «слабых солдатиках», желает запрятать их под свой подол, а под конец вдруг переходит на прославление врагов, жалит ядом русскую армию. Это не доброта, а трусость и предательство.
Если ты добрый — будь не в телестудии, а на передовой. Если хочешь оберечь солдат — встань с ними бок о бок в окопе. Если борешься с мерзостью войны — оставайся всегда со своими, никогда не предавай нашу победу или наше поражение. Стань святым на войне. Стань таким, как отец Киприан.
У отца Киприана за плечами — пятьдесят с лишком лет, но о прежней жизни — ни слова, только лишь: «Того человека нет. И мне за него не стыдно». В 1991 в Суздале Киприан принял монашеский постриг. Енисейское казачье войско на своём круге во время возрождения казачества России избрало его своим войсковым священником. В 1994 г. рукоположен во священники. В первые дни войны в Чечне оказался на передовой, но оружие в руки так и не взял и не носил бронежилета. Участвовал во многих операциях, но не как солдат, а без оружия. Киприан был первым и единственным на той войне войсковым священником. Стал легендой, шёл нарасхват, как талисман. Если в какой-то части он задерживался дольше обычного, то командиры других частей нервничали и требовали отдать отца Киприана товарищам. Всего на фронте в ту войну провёл два года. Побывал в плену у Хаттаба. Получил два ранения и контузию, а уже на новой чеченской ещё раз был ранен. В 1995 г. в Чечне у него появилось ещё одно имя — Пересвет. Имеет 14 правительственных наград. Единственный, кто награждён крестом на георгиевской ленте. Дудаев объявил его врагом чеченцев, заявив, что он будет обращать их в православие, но чеченцы называли его своим братом. А для российских солдат он был настоящим отцом. Батей.
ЕСТЬ ЛЮДИ, которым веришь безоглядно оттого только, что они внутренне чисты. Их дух прям и высок, и великая правда сквозит в каждом их слове. Таков отец Киприан. Он оратор не из умения говорить, а от силы убеждения. Кто слушал его речи, знает: безучастным остаться невозможно.
Был случай в середине девяностых, когда элитная лётная часть была на грани голодного бунта. Славные лётчики — не палачи, а воины, — они всегда ходили с гордо поднятой головой, потому что в первую Чечню никогда, ни разу не бомбили гражданские цели. Теперь профессиональных офицеров, русских асов довели до предела, все написали рапорта об уходе, забаррикадировались, не пускали никого, даже родных командиров. Это означало: как минимум выбросят на улицу, бомжами, без профессии, пособий и льгот.
Командующий фронтовой авиацией генерал-полковник Антошкин, бескровный командир, не потерявший ни одного подчинённого за весь Афган, Чернобыль, Чечню, позвал отца Киприана: полетели, может, тебя послушают.
Пропустили. Выступал перед разъярёнными людьми, экспромтом. Говорил о великом русском воинстве, об офицерской чести, о священном праве военного решать судьбу своей страны. Клеймил тех, кто звал их, голодных и безоружных, на баррикады, под расстрел полицейских карателей. Просил терпения, ибо освобождение близко, предательскую власть скоро скинут. Вещал о будущем, о возвращённой армии славе, о победах русского оружия.
Послушали. Все взяли назад свои рапорта, и часть существовала, люди остались целы. И всё же её потом, «на законных основаниях», сократили под корень.
Дома у отца Киприана спокойно, мирно. Обстановка совсем простая: деревянные скамьи, настоящий гроб вместо кровати, кивот в углу — комнату свою Киприан называет кельей. Он показывает разгрузник для запасного боекомплекта — такие надевают под бронежилет, и в бой. Бог подсказал сделать из разгрузника настоящую окопную церковь. Всё необходимое носил с собой: мог и отпеть, и причастить, даже венчал два раза. Вот дорогой малый водосвятный крест. Вот флакончик святой воды из самого Иордана. Кадило, кропило — всё находится здесь.
И иконы. Две из них прошли всю Чечню. Одна икона была сделана специально для Киприана иконописцем Осетром из Суздали — икона ангела-хранителя. А вторую 14 января 1995 года спасла из огня, в Грозном, Софринская бригада. Так и стала икона — Софринская Божья Матерь. Разведчик по имени «Борода» передал её Киприану. «Бороды» нет уже, в 96-м погиб. Когда после войны встречались софринцы, Киприан рассказывал им про эту икону и про «Бороду», и в зале встала женщина, думали, мать его. Киприан поклонился, заговорил о всех матерях, а женщина сказала: «Я жена «Бороды»». Весь зал встал, плакали все.
Когда в 99-м отец Киприан снова в Чечню уехал, сразу взял икону с собой. И долго не мог поймать Софринскую бригаду. На марше иногда пересекались. И вот нашёл, наконец, приняли его — как домой вернулся. Благословил ребят иконой, вовремя, потому что часть бригады пошла на Грозный. Знал: Божья Матерь спасёт их. И его самого спасла, потому что после последнего ранения очень мог и не выжить: хорошо, офицеры быстро доставили, на себе перевезли.
О последнем ранении Киприан рассказывает неохотно. Был на «передке», где, в каком полку — не говорит: «Не желаю комполка подставлять. Он-то ни в чём не виноват, вообще на войне никто ни в чём не виноват, война без потерь не бывает.» Ещё боя не было. Вдруг на нашу позицию огонёк пошёл, ПТУР. Киприан тут же ребятам: «В укрытие!» — а они стоят, не понимают. Он давай их буквально сбрасывать в окоп, кто-то сам попрыгал. Всех закинул, сам уже на прыжок пошёл, и в этот момент… Говорят, в БМП его как впечатало. «Так, не ранение, контузия только. Шесть рёбер сломанных, ноги немножко, зубы вышибло.»
Спас ребят. «Да в первый раз, что ли? Я для этого там и нахожусь. Первое — это талисман: ребята видят, что батя рядом — значит, всё в порядке. Спокойно едут на задания, в колонне. Посмотрели на меня — успокоились, не отвлекаясь, выполняют свою воинскую задачу. Я с ними на задание хожу. Начали колонну обстреливать — потери «ноль» всегда. Рядом со мной нет потерь, даже трёхсотых. Но это разве ж я делаю? Это Господь, по вере даёт Господь. Господь творит чудеса небесные через нас. Вот ребята веруют — и уже Господь посреди них, это вера их и спасает. Я тогда не должен был выжить. Это ребята смотрели на меня, переживали, они поделились со мной своей жизненной силой, и поэтому я сейчас жив — из-за большой ответственности перед ними.»
ОТЕЦ КИПРИАН И СЕЙЧАС вспоминает ту войну беспокойно, всё заново проживает. О своём непосильном труде рассказывает безо всякой бравады. Улыбается только, когда о солдатиках русских говорит и офицерах: «Практически все солдаты принимали меня. Среди тысячи лишь два–три не хотели открывать своё сердце, чуждались. Но Господь с ними. И вот, для кого я был православным батюшкой, для кого боевым товарищем, а для кого — весточкой из дома, где их любят и ждут. Не батюшка, а батя. Который заслонит их собой и скажет смерти: «Отойди. Я не дам их. Ты сегодня здесь ничего не получишь.» И Господь даёт такую силу, и сам всё делает.
На войне Господь ближе, он среди нас. Там, на войне, такое происходит, что всё, что сказано в Евангелии, всё там и повторяется. Что такое война? Там каждый на ладони. Если ты трус, ты никогда не сыграешь в героя. Если ты мерзавец, не станешь добреньким. Там всё оголено. И я тоже — на глазах у всех. Не в зелёнке, а как священник.
Это очень сложно. Ведь я трус, как и все, я сделан из такого же мяса. Можно годами зарабатывать авторитет и лишиться его из-за одного неверного поступка. Были ли таковые? Да. Главная оплошность моя — старость. Много ран во мне, ещё с той жизни. И с первой Чечни тоже. А я лез туда, где очень трудно. И стать там обузой я не имел права. Приходилось быть героем.
Солдаты сделали из меня легенду......
Продолжение по ссылке - http://www.logoslovo.ru/forum/all_45/topic_25951/
